Армейское волонтерство в Израиле: энтузиазм уходит, проблемы растут

Тринадцать с половиной месяцев войны преобразили характер волонтерского движения в Израиле. Что именно поменялось в его характере и масштабе, какими проблемами это грозит армии и гражданскому населению — об этом и многом другом «Детали» побеседовали с Александром Винокуром, одним из активных израильско-американских военных волонтеров.

— Начнем с самых глобальных вещей. Какое настроение у вас и у других израильских волонтеров спустя год активных боевых действий? Что изменилось в вашей деятельности?

— Настроение плохое, и я боюсь, что я его испорчу тем, кто уверен, что в нашей армии все хорошо, что у нее уже все — наконец-то — есть, что война идет по плану и т. д. Насчет изменений — начну с личного. За этот год погибли несколько бойцов, с которыми я познакомился и работал. Когда ты привозишь оборудование солдатам, ты больше всего надеешься на то, что с ними все будет хорошо и тебе не придет сообщение об их ранении или, не дай бог, смерти. Но в итоге это стало происходить. Буквально в последние месяцы, как начался Ливан и многие бойцы были переведены туда, те, кто остался в Газе приняли на себя всю тяжесть боев, и некоторые сообщения в прессе о гибели в бою были для меня особенно тяжелы. Это самый тяжелый результат войны для меня за этот год.

Второе — в корне поменялось мое отношение к войне. Если в начале я старался выполнить всю работу как можно быстрее, чтобы везде успеть и во всем поучаствовать, то теперь я ненавижу каждый день, когда война продолжается. Изменилось понимание происходящего: в начале был просто патриотический порыв, а сейчас я знаю многое о внутренней армейской кухне и кое-что о политической, я нахожусь в постоянном контакте с младшими и старшими офицерами, другими волонтерами, некоторыми членами кнессета. За это время мое знание человеческой природы увеличилось в разы, и, надо сказать, это знание отягощает.

Изменения в самом волонтерском движении произошли качественные и количественные. Количественно волонтеров стало гораздо меньше. Несколько НКО, которые тратили много миллионов на армейское оборудование, исчезли, их основатели находятся в диких долгах, они не способны оплатить даже зарплату бухгалтерам, зачастую платят из собственного кармана, а те, кто остановился раньше, еще до того, как зайти в глубокий минус, просто прекратили свою деятельность.

Это не значит, что волонтерское движение умерло, но те, кто продолжает свою деятельность, — это, по моим наблюдениям, прежде всего те люди, у которых есть личные причины для донорства армии: либо их друзья, либо дети или родственники служат на фронте, и они дают как бы лично им, а у кого душа «пошире» — то и тем, кто вокруг. Есть профорганизации, например организация зубных врачей, которая до сих пор помогает армии, ведь многие их коллеги были призваны как обычные солдаты. Организация снабжает их всем необходимым, благо у зубных врачей есть деньги.

В общем, если раньше волонтерство было огромным материком, то сейчас это скорее островки в океане.

Качественные изменения тоже имеют место быть. Появился пласт волонтеров, которые пытаются перейти на коммерческую основу. Достать разрешение армейского поставщика и продавать оборудование армии. Я знаю о многих таких попытках, не знаю, насколько они были успешны. Особенно много попыток было в области дронов, потому что у армии нет своих дронов вообще, все они донорские. И это золотое дно, огромный потенциал. Много людей и организаций пытаются заключить договоры и стать поставщиками дронов для армии.

Я не то чтобы совсем отрицательно отношусь к этому (хотя поначалу относился совсем отрицательно), но все-таки отрицательно. Причина проста: как это ни удивительно, люди пытаются «втюхать» армии оборудование непонятного качества, причем не только дроны, но и разные высокотехнологичные системы. Многое из этого, условно говоря, сделано на коленке (это как раз не удивительно, ведь трудно создать что-то стоящее за несколько месяцев). Такие вещи совершенно не подходят для современной войны в принципе и для израильской армии в частности (ЦАХАЛ все-таки армия с высокими стандартами, просто так вышло, что у этой армии с высокими стандартами мало что современного есть, по крайней мере у сухопутных сил).

Явный и самый главный результат этой коммерциализации — то, что эти люди и эти организации заработают денег. Армия тоже что-то получит, но этот плюс гораздо меньших размеров. Логика такова: когда было пусто совсем, а потом что-то появилось, то, даже если это что-то было сделано на коленке, определенные результаты будут. Иногда даже неплохие. Есть одна система, которую разработала маленькая компания в Израиле. Эта система заменяет солдат-часовых. Она находится в безопасном месте и мониторит происходящее издалека. Кажется диким, что в армии такая вещь — ноу-хау, но вот так. Она появилась буквально несколько месяцев назад, ей жутко довольны — есть результаты.

Катастрофы в армии происходят постоянно. Одна противотанковая ракета может наделать очень много бед — в Газе они запускаются с расстояния пару сотен метров, зачастую ближе, и, если замаскированная система обнаруживает оператора, это может сохранить немало жизней. Вот это лучший пример того, что гражданская фирма смогла дать армии. В остальном попытки перейти на коммерческие рельсы — это просто попытки заработать. Деньги-то настоящие, а плюсы для армейских — относительные.

• Читайте также:
• Культ личности: министр связи Шломо Караи превратит Нетаниягу в вирусный мем?
• «Исраэйр» повышает стоимость провоза багажа
• Что осталось от многообещающего проекта по уменьшению пробок на дорогах

В результате сжатия масштаба армейского волонтерства главный недостаток, который был виден еще в начале, а сейчас просто режет глаза, и заключается он в отсутствии у многих волонтеров технического образования и подхода. Когда волонтер слышит, что одни защитные очки можно купить за 200 евро, а другие — за 20, для многих из них вопрос решен, они не копают дальше. Тут стоит сделать сноску, что иногда портачат сами солдаты, которые, по сути, вчерашние школьники, и им надо, чтобы было «красиво и круто». Были случаи, когда мне возвращали качественные защитные очки, предпочитая модные гражданские, с пометкой: «Спасибо, но мы выглядим в них смешно». Тут наблюдается полное единение народа по поводу национальной философии «на авось» («ялла-ялла, бекеилу, ийе беседер»).

Наводнение армии низкокачественным и разношерстным оборудованием доводит армейских логистов до чесотки. Притом что у меня огромный зуб на армейских функционеров, я могу понять причины, по которым армия какое-то время назад четко сказала, что никаких пожертвований оборудования принимать не будет, вплоть до отдачи под суд военнослужащих, которые принимают.

Закон был принят, что донатить нельзя, но у нас закон и жизнь существуют параллельно, пока не случилось страшного (не дай бог).

Мы говорим об изменениях в волонтерском движении, но если посмотреть на требуемый ассортимент, то тут ничего не изменилось. Многого из того, чего не было, так и нет. Из-за того, что качество закупаемого оборудования было низкое, все приходит в негодность очень быстро. В последнее время самым большим спросом пользуется все, что связано с зимой, и сейчас просят все, что просили год назад: спальные мешки, палатки, софтшелы (куртки). Те палатки, которые закупали, условно говоря, за 100 шекелей, давно уже сдуло, они разложились на атомы, поэтому все донатят по второму кругу.

— Вы пробовали как-то повлиять на других волонтеров во всем, что касается качества закупок?

— Все мои попытки обратить внимание доноров на какие-то стандарты, на прохождение сертификаций, встречается с реакцией, сходной с реакцией на тряпку у быка. Мне говорят «мы прошли проверки» и показывают отчет из баллистической лаборатории, но ведь сертификат — это совсем другое, его не дают в баллистической лаборатории. И тысячи единиц такого оборудования, включая критическое для спасения жизни, и их нахождение в армии с точки зрения закона — очень сомнительно.

Например, новые китайские каски, конечно, удобнее, чем армейские каски образца 1990-го года (а это самые новые каски, которые есть у простых пехотинцев, ведь есть еще времен Первой ливанской войны и Войны Судного дня). Так вот китайские каски удобнее, там нет ремней, которые режут тебе голову после первого часа носки (а носить их надо не снимая), есть мягенькие пэды, поэтому, когда солдат надевает это на голову, ему хочется расплакаться от счастья. Что же касается отсутствия сертификации, это не означает автоматически, что они хуже, но это риск. Ты не можешь знать наверняка.

Скажем так, части прямого подчинения Генштабу, например «Шайетет 13», не носят эти каски, они носят американские каски, которые прошли сертификацию и разрешены Department of Defense. Кстати, подчеркну, что у китайских касок нет никакого шанса быть принятыми на вооружение в армии США. Особый ежегодно обновляемый список (Section 1260H List) китайских военных компаний, прямо или косвенно оперирующих на территории США, фактически запрещает американскому министерству обороны закупать армейское оборудование, произведенное в Китае.

Но американская каска стоит 4 тысячи долларов, а китайская — 400. Поэтому имеем то, что имеем.

И это меня не перестает удивлять: в американской армии огромное количество солдат — и это, заметьте, по большому счету не воюющая армия, и у них всех топовое оборудование. У нас в абсолютных величинах не очень большая армия (по сравнению с американской), то есть каждый солдат на счету, но… годится и китайское.

— Вы можете объяснить причины этого?

— Основная причина в подходе: в идеале армия должна заботиться о безопасности каждого солдата, а не о массе в целом.

Как это делаю я? Я закупал перчатки солдатам, вроде бы тривиальная штука — перчатки, но на практике все не так просто. Армейские перчатки должны быть непромокаемые, защищать от ударов и т. д. Кроме того — размер. И заказ в конечном итоге выглядит не как «закупка 150 армейских перчаток», а «30 — small, 50— medium» и т. д. Для одних армейских специальностей — одни цвета, для других — другие, а для третьих — цвет неважен, но нужна другая модель. Дифференциация на уровне солдата имеет значительное влияние на конечный результат. Ведь наша цель состоит не только в том, чтобы уничтожить как можно врагов, но и сохранить как можно больше наших людей. Посмотрите, какие ребята погибают — это соль земли, интеллектуальное будущее страны, наш генофонд. Отбирает армия хорошо, а защищает хуже.

Как это делают в армии? У меня есть консультирующий офицер из элитных частей, и он сказал так: «Покупай все вещи одного параметра, то, что подходит примерно половине солдат, остальные разберутся». Вот так работает наша армия. Единственное исключение — авиация, да и в ней только летчики.

Еще один пример: буквально месяца два назад часть «ниюд маткали», боевые водители, находящаяся в прямом подчинении Генштаба, наконец-то получила новые каски. Кто эти люди? Это люди, без которых не обходится ни одна спецоперация. 13-я флотилия, ЯМАМ и другие суперподразделения должны как-то добраться до места операции, не всегда можно доставить людей на вертолетах, особенно в городской черте. Но, кроме того, что они водители, это такие же спецназовцы как и остальные. Кто туда попадает? В основном это спортсмены с мотокроссов, люди из «мошавим», которые на гражданке гоняют по бездорожью. В начале войны они притащили из дома свои очки из мотокроссов, собирали все с миру по нитке. Почти через год боевых действий армия очнулась и купила им каски, но — внимание — все каски размера large. Они их померили и… утонули в них. Мне солдаты говорят: «У нас валяется касок на целый батальон, будем их возвращать в логистический центр». При этом зимние комбинезоны со склада их части исчезли, оно и понятно, сейчас все зимнее — самое популярное снаряжение. Но они все равно рады, потому что «догадались подаренные прицелы ночного видения на складе не оставить».

Что касается денег в армии — к вопросу, это ли причина того, что в армии всего не хватает, то это далеко не основная проблема. Офицеры в логистическом центре говорят, что проблем с деньгами у них нет, но они до войны очень долго, годами не обновляли снаряжение. И теперь у них две проблемы: они плохо понимают, что и кому нужно, и второе — не совсем понимают, что сейчас на рынке есть. Первая проблема не столь тривиальна, как кажется на первый взгляд. Составить списки того, что нужно, когда речь идет о тысячах резервистов, например (а они основа армии), не так-то просто. Сегодня резервист воюет, завтра он уже на гражданке, вместо одной части появляется другая. В таком калейдоскопе не всегда можно быстро сориентироваться. И не всегда удачно. Я выше рассказывал про огромные каски — вот такой блин комом.

— А как вы относитесь к тому, что многие волонтеры просто хотят поддержать солдат чем могут, чтобы сделать их жизнь лучше?

— Есть такое выражение — «простота хуже воровства». Я не говорю о простых людях, которые могут передать, условно говоря, банку с борщом, чтобы покормить солдат, а о крупных донорах. Люди, которые тратят миллионы на еду. Я вышел как-то на французского донора-миллионера. Я ему говорю: «Давай закупим весты для такой-то части». А он мне в ответ: «Я уже помогаю, у меня свой проект, я везу для солдат блюда французского гурмэ прямо в поле, я не могу заниматься еще и вестами». И очень много богатых доноров с таким подходом. Шашлыки, сессии пилатеса, гурмэ, петчи со всевозможными изображениями — это все, конечно, хорошо, но мысль о том, что на эти деньги можно было бы закупить оборудование, которое бы спасло жизни людей, приводит меня в отчаяние.

Или вот был случай. Я обратился в американскую еврейскую организацию, которая устраивала благотворительный концерт, собранные средства должны были идти на израильскую армию. Они мне сказали: «Сделай ролик о том, что ты делаешь, и мы рассмотрим твою просьбу». Для примера мне прислали ролик других волонтеров, которым они жертвуют. Я посмотрел и ужаснулся: какие-то котлеты и кебабы сплошные. Мне это напомнило отрывок из «Швейка», там, где симулянтам прописывали клистир, а одна немецкая баронесса ходила по баракам, кормила солдат шоколадом и жареными цыплятами, приговаривая «кароший зольдат, крабрый зольдат». Ну, потом всех этих цыплят клистиром и вывели.

В итоге все собранные деньги пошли им «на пирожные», мне же дали утешительные полторы тысячи долларов. Я закупил на них защитные очки.

— Раз мы уже заговорили об иностранном донорстве для ЦАХАЛа, насколько их волонтерское движением в целом похоже на наше? Силен ли там энтузиазм в плане продолжения помощи бойцам?

— По моим субъективным ощущениям, американские доноры помогли ЦАХАЛу гораздо больше израильских, в разы. Возможно, это обусловлено чувством солидарности и немного вины: «я здесь, в безопасности, а там наши собратья в окопах». Но у многих из них крайне интересное с психологической точки зрения восприятие ситуации. Они сионисты и очень любят Израиль. Тем не менее у них странное отношение к израильской армии, сродни ностальгии по Дикому Западу и ковбойским фильмам. Такая себе ковбойская романтика. Я немного утрирую, но в их картине мира, ЦАХАЛ — это такие еврейские ковбои, которые под звуки «Хава нагилы» косят террористов. Как в песне из фильма «Человек с бульвара Капуцинов»: «А вот за что я люблю ковбоя — за то, что все есть у него» — и отвага, и пистолет и патроны… Так почему бы мальчиков еще и не покормить?

И доноры, которые просят деньги на кебабы у американских миллионеров, паразитируют на этом крайне наивном мировоззрении. Когда же я предлагаю собрать деньги на прицелы, которых катастрофически не хватает, картина резко меняется: «А зачем? В израильской армии все есть». Это согласуется с их представлением о ковбойской псевдореальности. «А ты что за глупости придумываешь, какие еще прицелы?» И ничего не дают и еще злятся, иногда их называют нехорошими словами.

С ними надо проделывать огромную работу, но очень осторожно, ведь мозг отвергает реальность, надо ее потихоньку приоткрывать. Объяснить, что их помощь зачастую — это не просто nice to have, она может спасать жизни. Кстати, некоторые из доноров-сионистов, опасаясь антисемитизма, перебрались в Израиль. Надеюсь, они выдержат удар израильской действительностью по голове и их желание помогать никуда не испарится. Уже сейчас картина происходящего перестает для них быть монолитной, она дает пока еще небольшие, но трещины: наши внутренние дрязги, увольнение Галанта — им это все непонятно. А когда американцу что-то непонятно, первое, что он делает, — закрывает кошелек. На всякий случай.

Что касается энтузиазма израильских доноров, этот вопрос, по сути, подводит итог всего разговора. Был очень большой массовый энтузиазм на тему, помогать ли армии в первые несколько недель. Я тогда вернулся в Израиль, и одна из координаторов волонтеров сказала мне: «Сколько ты хочешь дать армии? Сто тысяч? Не давай пока, сохрани на потом. В первые две недели люди поотдавали все, что могли, и теперь у них ничего нет. Они теперь сидят и ждут победы. А зима близко, нужно будет закупать вещи». Я тогда все же дал, понадеявшись, что мой вклад станет лучиной, которая сможет поджечь полено побольше. В принципе, эти надежды оправдались.

Сейчас я работаю с израильтянами и американцами, в основном это мои друзья-хайтекисты, которых я знаю лет тридцать, и друзья моей жены. Они помогают на постоянной основе.

Татьяна Воловельская, «Детали». Фотографии предоставлены Александром Винокуром √