О ракетах и комментаторах

Я не верю Нетаниягу. Его трюки и ложь последних лет лишили его всяческого доверия. Ему нельзя верить, даже когда рядом с ним сидит начальник генштаба. Ему нельзя верить, даже когда он сводит брови и понижает баритон до самой нижней октавы. Как раз сейчас, когда ему так необходимо наше доверие, он его потерял.

Он с честью заслужил эту потерю. Ему уже поздно меняться. Ему это не поможет, даже если он будет носиться сломя голову из одной студии в другую, и клясться, что сейчас все по-другому, что сейчас все по-настоящему, что это действительно серьезно. Он уже не может продать нам «ЧП» или попросить «Тихо – стреляют!» Слишком много раз нам вешали на уши «наше отличное положение в сфере безопасности», нашу колоссальную мощь, наших смелых солдат, чтобы в этот раз мы поверили, что нашей жизни угрожает опасность, обязывающая создать правительство национального единства с пунктом иммунитета. Нам уже не заткнешь рот «соображениями безопасности», из которых надо заключить, что мы слишком глупы, чтобы их понять, или слишком критичны, чтобы их оценить.

Паника и страх, умышленно вызванные им на этой неделе, не помогут Нетаниягу в процессе, который в эти дни идет против него по ТВ и в соцсетях. Этот процесс – общественный, присяжные – мы с вами, и мы ему не верим – ни панике, которую он распространяет, ни страху, который возбуждает.

Общественный процесс с присяжными отличается от обычного судебного процесса. Там присяжным можно задурить голову, обмануть, выдать себя за белоснежного ангела, которого преследуют злодеи: Пелег, Гликман. Друкер и Абрамович. «Меня преследуют» звучит убедительнее, чем «злоупотребление общественным положением», когда присяжные (которые одновременно – защита, обвинение и судьи) даже не знают, что это такое.

В общественном процессе нет диалога между защитой и обвинением – только два монолога. Обвинение говорит: взятки, а защита отвечает: план президента. Обвинение говорит: подлодки, а защита отвечает: элита, дискриминация и бараки. Только один вопрос не задается и все знают, почему: вы хотите, чтобы главой правительства был преступник? Его не задают, потому что ответ – «да». Именно этого мы и хотим.

А тем временем нас бомбят цитатами. Пелег – не Вудворт, Гликман – не Бернстайн. Они не встречались на парковке с «Глубоким горлом» и не нашли документы в мусорной урне. Источник их цитат – адвокаты подозреваемых, которые хотят уделать других подозреваемых, но кого это волнует, если с их помощью мы можем посетить бескрайние просторы лжи и жульничества в стране под названием «Ничего не было».

В стране «Ничего не было» есть много всякой всячины: взятки, хищение и мошенничество. И тут приходят политобозреватели и ретушируют факты, и стирают обвинения. В нормальных СМИ репортер сообщает, а комментатор – комментирует. У нас же репортеры комментируют сами себя и начинается куча-мала. На 12-м телеканале нет должности «политического обозревателя» – только комментаторы. Абрамович – слева, Сегаль – справа.

В 50-х – 60-х годах мы знали, что прочтем в газетах «Давар» («Слово») и «Ха-Бокер» («Утро») еще до того, как их открывали. Сегодня мы знаем, что скажут Сегаль и Абрамович еще до того, как они открыли рот. Тридцать лет назад Абрамович написал в «Маарив», что комментатор должен представить публике свою политическую принадлежность. Комментатор, который этого не делает – просто репортер, похожий на человека, который в аэропорту идет по «зеленой дорожке» с вещами, которые надо декларировать.

Политическая принадлежность Абрамовича нам известна, а его смелость оставила шрамы на его лице и теле. Сегаль все еще отсиживается в политическом шкафу. Он переодет в нейтрального и вменяемого человека во вселенной политических безумцев. Только когда он объявит о своем политическом мировоззрении («Новые правые»? «Еврейская мощь»? Просто «Ликуд»?), мы сможем полагаться на его комментарии. Только тогда мы узнаем, кто тот политик, который видел, прочел, исправил и утвердил.

Когда мы узнаем, какой политик стоит за этим комментатором, мы сможем перейти к балансу. «Баланс» – не новое изобретение. Когда-то его называли «fifty-fifty» и в 50-х годах по этому принципу составлялась национальная сборная по футболу. По той системе футболистов отбирали в сборную в зависимости от расклада политических сил в стране, но для сохранения единства народа всегда выбирали пятерых из «Хапоэль» и пятерых из «Маккаби» (вратаря выбирали, подбрасывая монету).

Система «fifty-fifty» была хороша для своего времени. Комментарии и цитаты справа и слева не имеют никакого значения на суде присяжных. Их позиция определена еще до того, как начался процесс. Мы ее получили на выборах, которые были, и получим на выборах, которые будут. Тысяча ракет обрушится на Сдерот, но его жители все-равно будут голосовать за Биби, как голосовали на прошлых выборах и как будут голосовать на будущих.

Йоси Клайн, «ХаАрец», Р.Р. К.В. 

На фото — Амит Сегаль. Фото: Моти Мильрод